До деревни Лемешевичи из Пинска еду в старом битком набитом мазовском автобусе с высокими ступеньками. Минут 30 мы катимся то по проселочным дорогам, то по асфальту. И вот немного сбоку от асфальтированной трассы показывается деревня. – Вот туды идитэ, тут зризаты можно, – на своеобразном диалекте всем миром мне показывают дорогу сельчане и с любопытством провожают меня взглядом.
Двухэтажное большое здание больницы – это, пожалуй, самое высокое здание в деревне. Идти до него пару минут, в босоножки засыпается песок. Солнечно и знойно. Дерут горло бойкие петухи, лают собаки – обычный деревенский полдень.
– Ой, а чего ж вы нас не предупредили! – охает 73-летняя заведующая Лемешевичской сельской участковой больницы Нина Васильевна Гринь. – Мы бы тут и стол накрыли, и встретили как полагается.
– Потому и не предупредила, – улыбаюсь я.
– Я тут работаю с 30 июля 1969 года, – Нина Васильевна ведет меня в отделение сестринского ухода. Я подсчитываю, что тогда она была чуток старше меня – 26 лет.
– Мы с мужем приехали вдвоем. Он был главным врачом, а я простым. Все делали – и роды принимали, все было, – продолжает, поправляя прическу она. – Даже новое здание больницы строили. Потом… Муж у меня умер. На его место периодически сюда молодые врачи приезжали. Но все недолго были. Только один врач проработал тут 9 лет. Но все равно уехал. И вот после смерти мужа я оставалась единственным врачом. С прошлого года одна работаю на 1350 человек. Одна я врач и на два отделения в больнице, и на 20 деревень. Я бы и не работала, но у меня дочка вдовой осталась с двумя детьми. Нужно ей помогать.
«Они смотрят на врача как на последнюю надежду»
Сейчас в Лемешевичской больнице все 45 мест заняты. Здесь лежат 12 человек обычных пациентов и 33 из отделения больницы сестринского ухода. Это своеобразный дом престарелых на селе. Старики перечисляют 80% пенсии на свое содержание. И за ними ухаживают санитарки.
Если верить статистике, то на данный момент таких больниц или отделений сестринского ухода при больницах в Беларуси уже 108. Практически в каждом районе. Но, как и дома престарелых, они переполнены. Например, в Лемешевичах зимой бабушек и дедушек может быть до сорока человек.
Меня ведут по просторному коридору со стенами цвета персика. Штукатурка не сыпется, новые умывальники и унитазы. Как выяснилось, в больнице недавно сделали косметический ремонт. Правда, до капитального ремонта дело не дошло. Из-за старых окон, как их ни заклеивают санитарки, зимой здесь стоит холодина.
– Это у нас отделение ходячих. Их 15 человек, – говорит Нина Васильевна, когда мы заходим в четырехместную палату. На кроватях сидят бабушки. Сухонькие, со сбившимися платками на головах, они напоминают мне птенцов. Видя Нину Васильевну, бабушки оживают.
– Дохторко, миленький, зробытэ шо з руками моими, так болят, – просит накрытая ватным одеялом, несмотря на жару, пациентка.
– А у меня палец болит на ноге, так сводит, что сил нет. Доктор, можэ вон хутко отпадет? – вторит ей другая, показывая на закрученный какой-то тряпочкой, обмазанный зеленкой палец на ноге
– К вам хирург приезжал из города. Что он говорил? Мазать зеленкой палец. Если ему будет нужно отпасть, то приедет хирург и отнимет. Питания вашему пальцу уже не хватает, – словно детям объясняет Нина Васильевна. Потом тихонько говорит уже мне: – И вот она тебе задает вопрос в 92 года, чем руки лечить. Плачет от боли. Вот они все «доктор, миленький», «доктор, миленький» повторяют. И как тут не будешь ее лечить, и как тут не будешь помогать? Сердце ж не камень. А ведь в этом отделении по закону предусмотрен только уход, но никак не лечение. Считается, что лечение не дает эффекта. А все равно какие-то лекарства назначаешь. Это не приветствуется, а что делать? Видели бы начальники глаза этих бабушек, готовых уцепиться за тебя как за последнюю соломинку…
– Коб умэрты и не мучатысь. Не надо столько жить, не надо… – слышу я, когда мы уходим. Плачущую бабушку успокаивает санитарка.
«Часто сыновья хотят помогать родителям, а невестки против»
Во второй палате настроение повеселее.
– Нэ голодуем мы тут. Кормят хорошо. И денег немного есть (вся пенсия стариков уходит на их содержание в больнице, на свободные нужды остается около 20%. – Прим. авт.), – рассказывает Надежда Григорьевна. Муж ее лежит в мужской палате. Они приходят друг к другу, общаются. Четыре сына раньше время от времени за родителям присматривали. Трое живут в соседних с Лемешевичами селах, а четвертый – в Минске. Но в конце концов отправили сюда.
– Да, часто сыновья и хотят помогать родителям, а вот невестки против. Так и здесь. С невестками не сошлись характерами, вот и все. А последние 2,5 года, перед тем как попали сюда, их сын смотрел, да запил, – вздыхают санитарки.
– Я ни на кого не обижаюсь. Внучки приезжают, – Надежда Григорьевна вдруг срывается в слезы. – Мне и тут хорошо.
У ее соседки Надежды Павловны на тумбочке лежит банан, апельсин и зефир.
– Кто-то приезжал, да? – интересуется Нина Васильевна.
– Муж у нее умер, детей у них не было, так теперь к ней внучка сестры приезжает, – рассказывают мне историю бабушки санитарки. Я фотографирую и показываю ей экран фотоаппарата.
– О, хорошо получилась. Прямо красавица, – на этой фразе в палате раздается взрыв хохота – бабули смеются над кокетливой Надеждой Павловной. Они приободряются и начинают шутить.
– Баба Таня вот на винзаводе работала. Скажите, а пробу с вина снимала? – посмеиваются санитарки над бабушкой в синем платье.
– А як жа, з усяго знимала, – хохочет бабушка с бантом на синем платье.
– А кавалераў скулько было, не рассказать, – перебивает Надежда Григорьевна. Ее слова снова тонут в хохоте.
Ведут меня и к лежачим. В палату к бабушке Еве, которой 101 год. Сухонькая старушка слабо что-то понимает. Буквально недавно она похоронила сына. Теперь из четверых детей у нее осталась дочка.
– Дочка-то живет в Витебске в трехкомнатной квартире, да как-то не сжились они. Старики же часто какие капризные, сами знаете, – объясняет Нина Васильевна. – Да, не жалуются они на своих детей, оправдывают их. И каждые выходные все ждут…
«Лифта нет, поэтому стариков на улицу не выносим»
– А вот представьте, у нас на втором этаже лежачие. А душ и кухня на первом. Так натаскаешься этих бидонов, что руки болят. А если помыть? Представляете, бабушку весом в 100 килограммов поднять и перенести! А если кто умрет, то же самое… Мужчин же нету у нас. Пациенты наши из-за этого на улице не бывают, солнышка не видят, – за чаем в подсобке рассказывают санитарки.
В больнице не хватает колясок, но санитарки чинят старые, прилаживая пластиковые стулья вместо сидений Не хватает в больнице сестринского ухода специальных туалетов (используют ведра), памперсов и т.д. А также одежды. Если постирать все штаны в мужских палатах, то дедушки полдня никуда не ходят. Все сидят под одеялами. Ломаются и коляски. Санитарки придумали вместо кожаных сидений ставить пластиковые стулья. Оно вроде как и сидеть можно тогда. Денег же на что-то большее нет.
– А вот Нине Васильевне как? На разбросанный участок одна. Мало того что 25 человек нужно принять ежедневно, так еще ж и больных обойти, – рассказывают мне. – Вдобавок еще и хозяйственные дела решить: то что-то сломалось, то что-то достать… Да еще поездки в райисполком, сельсовет, заседания, курсы… Почему один врач на такой большой участок, непонятно. Есть у нас участки в 1800 человек и с больницей на 20 коек всего, так там работают два врача. В городе вообще красота, врач пришел – две-три палаты ведет и до свидания. А тут 25 человек нужно принять ежедневно. Вот в таких условиях и работаем. Зарплата всего ничего – 1,5 миллиона. Живи, как хочешь. Мы и хозяйство держим, и огород. А как прокормиться?