«Я не желаю быть чьим-то проектом» — решительно заявила Ольга, отказываясь от семейных манипуляций и выбирая свою свободу

Свобода — это не просто арбитраж, а выбор жить для себя.

Ольга покинула стоматологический кабинет ровно в девять вечера.

За весь день она приняла тринадцать пациентов и получила в подарок баночку мёда от пожилой женщины, которой удалось вырвать зуб.

В маршрутке стоял запах курицы гриль и ощущение безысходности.

Её трясло от усталости, словно старую стиральную машину на режиме отжима.

Ключ в замочной скважине повернулся с привычным скрипом, как будто сама дверь жаловалась от скуки.

Ольга сняла туфли и чуть не наступила на аккуратно поставленные мужские ботинки — новые, лакированные.

Андрей вернулся домой.

Из кухни раздался голос свекрови.

Он был напряжённым, словно колготки после новогодней вечеринки. — Она же столько лет ездит на этой своей машине.

Всё равно скоро менять собирается, а сыну хоть на чем поездить останется.

Ты, как муж, серьёзно собираешься принимать решения или снова будешь сидеть, словно мебель?

Ольга остановилась в коридоре.

Сердце забилось быстрее.

То ли от обиды, то ли от желания ударить кого-нибудь этими самыми «мебелью» по голове. — Мам, ты же знаешь Ольгу…

Типа «сама заработала».

Я же говорил — имущество семьи общее.

А она отказывается. — Я бы на твоём месте давно сам оформила дарственную!

Она ж при браке куплена!

Вошла на кухню. — Добрый вечер, родные!

Семейное совещание за моей спиной?

Или собрание акционеров без участия миноритария?

Нина Ивановна вздрогнула и скривилась, словно чай в её стакане сейчас закипит. — Мы просто обсуждаем, как помочь Андрею.

Он взрослый мужчина, а без машины сейчас никуда.

А ты, как член семьи, могла бы понять ситуацию. — Я, как член семьи, — Ольга положила сумку на стол, — в день принимаю по пятнадцать человек.

И да, на эту машину я заработала самостоятельно.

Пока ваш сынок писал в своих блокнотиках великий бизнес-план, как открыть автомойку в Одессе.

Андрей вышел из комнаты.

В руках у него был банан, в глазах — стандартное равнодушие. — Оля, зачем ты так нервничаешь?

Мне же на совсем не нужна машина.

Просто пока не оформлю свою.

Ну, максимум год. — Год, Андрей, это не «просто».

Это примерно сорок тысяч километров и сто двадцать нервных срывов, если будешь парковаться, как обычно.

Высокий, с начинающей лысиной на макушке и шрамом на подбородке — когда-то он казался обаятельным. — Оля, зачем ты начинаешь ссориться?

Никто не хочет отнимать у тебя машину.

Дарственная просто временная.

Потом всё перепишем обратно. — Ага, а квартира в ипотеке «временная», и наш брак, видимо, тоже.

Всё временное, кроме твоей мамы на моей кухне. — Я между двух огней! — воскликнул Игорь. — С одной стороны — ты со своими принципами, с другой — моя семья!

У нас родной брат без машины, а ты из-за этого железного ящика чуть ли не семью разрушаешь! — Это не я разрушаю.

Это ты решил быть мебелью, как сказала твоя мама.

А я — не элемент интерьера.

И с машиной, которую не отдам.

Нина Ивановна с размаху ударила чашкой о стол. — Вот она — благодарность!

Мы приняли тебя в нашу семью, как родную.

Зарабатываешь деньги — и сразу царица!

А Андрею что — под забором ночевать? — Лучше под забором, чем за мой счёт.

Ноги и руки у него есть.

На заводе рабочих мест полно. — Я что, лузер?

Мам, ты это слышала — она реально говорит! — Вы здесь все давно в одном спектакле! — выкрикнула Ольга. — А я больше не играю роль клоуна в этом цирке.

Наступила тишина, плотная и вязкая, с запахом остывших котлет.

Ольга медленно подошла к тумбочке, достала ПТС, ключи и паспорт. — Машина — моя.

Покупка подтверждена.

Дарственных не будет.

Продолжение статьи

Медмафия