Битва за душу: «Поздним вечером на кровати в своём доме умирал человек…»

Поздним вечером на кровати в своём доме умирал человек. Он был преклонных лет, но сказать о себе, что достойно приготовился к смерти, не мог: слишком поздно он понял, что дорога в вечность начинается с самого рождения, а не на пороге смерти… А потому душа его страдала и мучилась.

«Поздно, поздно», — вздыхал человек и с болью перебирал в памяти нити событий. Почему-то вспоминалось не то, чем можно было бы гордиться, а другое, скорбное и постыдное, о чём с суровой беспощадностью напоминала ему совесть: грязные поступки, обиды, которые наносил он близким, бесстыдные дела. Всё это очень мучило и страшило, пониманием, что ничего уже исправить нельзя. Слишком поздно…..

Его дочь несколько раз заходила в комнату и с болью смотрела на отца сострадательным взглядом…

— Что тебе принести? Чаю? Воды? – спрашивала она.

Отец едва качал головой: «ничего не хочу». И говорил одними глазами: «прости меня, дочка…»

Он умер ночью, когда в комнате никого не было, и дочь не видела, как мучительно содрогалось его тело, а душа цеплялась за жизнь, страшась и ужасаясь того, что её ожидает.

На земле время шло своим чередом, часы мерно отсчитывали минуты, а в надземном пространстве началась настоящая битва за душу….

Потому что стоило ей отделиться от тела, как сотни мерзких и злобных лап потянулись к ней, желая схватить ее и утянуть в грязный омут. «Наша! – со всех сторон слышалось шипение. — Она наша!»

— «Нет, не ваша!» — раздались с другой стороны чистые голоса. Синекрылые Ангелы, разрезая пространство своим светом, стремительно подлетели к душе и хотели увести её отсюда, но только….

— Он богохульничал! — раздалось откуда-то сбоку.

Душа содрогнулась: было, было такое! Однажды он видел, как дочь принесла и поставила в своей комнате икону. Сколько оскорбительных слов сказал он тогда! А ведь дочка просила:

«Не говори так, отец!» Да разве послушался он?

— Он делал это по неведению! — защищал его Ангел.

— Какое уж неведение! Что, малым ребенком был? – едко усмехнулся бес. А другие, словно обрадовавшись, тут же подхватили:

— Сквернословил! Жуткие слова говорил! Ангелы не терялись:

— Этот человек воспитал трёх сыновей и прекрасную дочь христианку!

— Без его участия дочь стала христианкой! – злобно парировал бес.

— Он любил её! — говорил Ангел.

— И оскорблял…- уточнял бес…

— Чтобы обеспечить семью, он много и непосильно работал.

— А потом часть денег пропивал, — усмехнулся бес.

Казалось, ему нравится издеваться над душой, потому что с каждым обличением та мучительно скорбела и содрогалась.

Но Ангелы заслонили её своими телами и не собирались сдаваться.

— Он помогал своим родным и близким, никогда не отказывал в помощи! Душа встрепенулась: да, действительно, помогал: по мелочам, по хозяйству. Никогда никому не сказал «нет»! И с надеждой немного воспрянула.
Бесы сгрудились в кучку и совещались: бескорыстная помощь приравнивается к милосердию, а милосердие – слишком весомый камень в пользу души. Но тут же полетели другие обличения:

— Украл! Оскорбил! Солгал!

— Это были единичные случаи, — как могли, парировали Ангелы, — он всегда глубоко переживал содеянное.

— А когда заставил жену сделать аборт?! Детей ему много показалось! Ангелы скорбно застыли. Чем на такое ответишь? Нечем отвечать…

Бесы усмехались, злорадно потирали лапы:

— А говорите, не наша…

— Не отдадим! – встал между душою и бесами самый высокий Ангел.

– Он много грешил, это так, но были минуты и покаяния.

— Только минуты! А каяться нужно было всю жизнь! Забираем! Наша душа!

Ужас обуял душу. Человек понимал, что никто и ничто ему не поможет, и даже усилия Ангелов не способны его защитить. Он поднял голову вверх и без всякой надежды посмотрел в далёкое черное небо…

Незадолго до утра дочь вошла в комнату и увидела, что отец скончался. Она долго сидела на полу подле кровати, гладила руку отца и что-то тихо приговаривала. А затем взяла четки и, склонив свою голову, начала смиренно молиться:

— Мати Бога Живого, Пресвятая Богородица, спаси папу моего. Пресвятая Богородица, спаси папу моего.
Она молилась, а сердце плакало: чувствовала девушка, что нелегко её отцу…

Молитва лилась и лилась, нежная, добрая, просящая, а тонкие пальцы привычно перебирали бусины четок.

— Пресвятая Богородица, спаси папу моего…

Душа долго и скорбно смотрела в небо, уже не вслушиваясь в визжание бесов…

Человек понял, что проиграл свою главную битву и что никакие усилия светлокрылых существ не помогут ему. Хотел повернуться и что-то сказать, но в этот миг все вокруг осветилось, и издалека, из темной глубины, вдруг приблизилась Женщина.

Она была столь тиха, величественна и прекрасна, что человек замер в блаженстве.

Он узнал Её, потому что видел множество раз на той иконе, что висела в комнате дочери, и даже облачение было на Ней то же самое: пурпурное с зеленым.

«Богородица!» – вымолвил он…

Матерь Бога Живого неслышно приблизилась, спокойно взглянула на Ангелов, что стояли в величайшем почтении, обожгла взглядом бесов, а затем протянула руку душе.

— Идем, чадо, — сказала Она, и столько глубокой красоты было в Её голосе!

Душа подала свою ладонь, не отрывая глаз от Лика Пресвятой Богородицы, и сделала шаг. В то же мгновенье прямо под её ногой вдруг возникла ступень, за нею – другая, и отец прочитал:

«Мати Бога Живого, спаси папу моего…»

Он изумленно шагнул дальше, еще дальше, ступени поднимались ввысь, и на каждой было написано:

«Пресвятая Богородица, спаси папу моего…»

Владычица Неба и Земли уводила смиренную душу. Разлетелись Ангелы. Исчезли бесы. Очистилось небесное пространство. И только ступени горели под ногами:

«Пресвятая Богородица, спаси папу моего…»

Они были бескрайними и поднимались высоко-высоко: туда, куда сама душа никогда не смогла бы дойти…

(Елена Черкашина)

Спасибо, Слава Н.

Медмафия