В CССР шкoльнuцы нe poжaлu? Eщe кaк poжaлu

Старый учитель, дитя Победного 45… Совершенно советский человек. Потому слышать это от неё странно. И кидаемся спорить в духе «Да мы-то такими не были. Мы-то честь блюли. И до свадьбы…» врём, конечно. Мы-то уже из 90-х. К слову, пик подростковой рождаемости в стране приходится на 91 год. Но это к слову…

Анна Егоровна аккуратно отирает с рук муку (забыла сказать, мы пельмени к празднику…хотя какая разница). В общем Анна Егоровна отирает муку, поправляет вязаную накидку, опускается на табурет и вздыхает. Этот вздох означает «Хотите спорить? Спорьте, но сейчас я вот что вам расскажу, дети мои неразумные…»

И рассказала. Молодую учительницу, вчерашнюю студентку Аню распределили в село Промысловое в 1967 году, в среднюю школу таежного поселка. Тогда активно тайгу осваивали. Леспромхозы, промхозы, лесозаготовители. (Фильм «Девчата» вспомнили? События почти той поры) В общем в Промысловое поехали активно переселенцы, комсомольцы, погонщики длинного северного рубля, ловцы удачи, бывшие зеки, романтики и энтузиасты…Разношерстная публика, с семьями и без.

Анечке достался в классное руководство 7 класс — 11 тихих и спокойных сельских ребенка. А к 1972 году, этот же класс, но уже — выпускной вырос до 24 человек. И как не пыталась Анечка сдружить учеников — ничего не удавалось. Сельские — коренные держались особняком от шумных приезжих. А те в свою очередь прозвали селян «мужиками» и атмосфера в классе была вечно, как на пороховом складе — только искру кинь. И драки за школой были делом обычным. Но к чести, всегда соблюдался некий кодекс — дрались один на один. Прочие стояли кружком и наблюдали за дуэлянтами. Но и эти честные поединки — были нарушением дисциплины, и за них юную Анечку ругали регулярно.

— Я ждала ЧП, но думала, точно кто-то из ребят или за нож схватиться. Или стукнет сильнее — и всё. Мне не до девочек было. Не туда смотрела…

Перед Новым Годом, вдруг собирают экстренно педсовет, думала — по итогам полугодия. Радовалась, что хоть в учебе у моих все ровно. Но зашла — одни женщины сидят. Директора и того нет. И завуч наш — фронтовичка, Лариса Матвеевна, объявляет «В 10 классе у нас ЧП» Я обмерла. Спрашиваю «Мальчишки?» Завуч мне «Нет. Маша Макеева беременна» У меня ноги подкосились.

Маша самой тихой в классе была. Её не видно и неслышно было. Училась хорошо. И сказать, что она созрела рано? Да нет обычная девочка-подросток. Спрашиваю «Точно Маша?» Оказалось точно. Точнее не бывает. Девочки ездили в райцентр, Маше стало плохо. Прохожие в больницу привезли. В общем, гинеколог — подруга нашего завуча. Она и сообщила. Вот так в школе раньше родителей и узнали о беременности ученицы.

Миссия поговорить с родителями легла на плечи Анечки. Да, это сейчас Анне Егоровне сам черт не брат, стальной характер. Но тогда…

— Почему Вы-то должны были это сообщать? Почему ни врач, ни завуч, ни директор?

— Я же классный руководитель. Думаю так Лариса и девочку , и меня воспитывала. Не досмотрела. Расхлебывай. К тому же она старой девой была. Ни детей, ни мужа. Застудилась на фронте. Замуж не пошла. Да…она старая дева, а я дева — перестарок…Что вы смеетесь. Я тогда еще…как бы сейчас сказали «ни с кем не дружила» А мне тогда уже 25 годок пошёл. И как мне идти говорить к родителям? Но я -то больше боялась с самой Машей говорить. Как я могу говорить с девочкой, которая уже о беременности и откуда эта беременность берется больше меня знает? А пойти сразу к родителям, Машу не предупредив, это уже донос. Не хотела. Оставила Машу в классе после уроков…да-да, ходила она на занятия, как обычно. Наверное, думала, что не узнает никто. И поговорила. Весь разговор не могла на неё взглянуть. Стыдно было… Не за неё, а за себя.

Она выслушала и говорит, как будто на уроке, спокойно так. «Я бы что-нибудь с собой сделала, но боюсь боли. Но я всё равно что-то сделаю. Не надо маме рассказывать. Я знаю, что можно таблетки купить сонные и съесть все. Тогда просто заснешь и не проснешься. Шлюхой я быть не хочу»… Как вам, девоньки мои, такой номер?

Как нам? Нам — дико.

— Аборты тогда запрещены были?

— Нет уже, но об аборте я и не подумала, слишком далеко всё было это от меня. Слышала, конечно, но да, даже не подумала.

— И что?

— Расула Гамзатова ей читала. Наверное, объяснила, что она никакая не шлюха, а будущая мать. а на слово «мама» не ложатся тени… Хорошо поговорили и пошли к родителям — сдаваться. У неё строгая семья была, правильная. Отец в доме — командир. И я его больше матери боялась. Маша только попросила, что б она сама сказала, а я просто рядом была.

Отец лепет дочери выслушал и хмыкнул «Что ж ты учительницу привела. Суразенка своего небось без неё делала? Или вы Анна Егоровна их и куда сунуть-высунуть учили. Идите домой, а с дочкой я сам поговорю»

И во так это сказал, что в Анечке проснулась…я думаю, мать, даже не педагог, нет. Потому как Анечка спиной девочку прикрыла и отчеканила:

— Если вы хотя бы пальцем тронете дочь, я напишу заявление в милицию.

— Да кто её брюхатую бить будет? Идите нечего на наш позор любоваться.

Но и тут Анечка не ушла…Нет. ребята, вот же умели учителей делать, осталась ждать мать с дойки.

-Я ему тогда сказала, что никакой это не позор. Что случилось, то случилось. И теперь поздно девочку гнобить.

-А от кого она залете…забеременела-то? — спрашиваю давно просившееся

— Обычная история. Встречалась тайком с парнем. Его в армию забирали, Маша у родителей якобы к подружке ночевать отпросилась. И до утра с милым гуляла. Вот видно и догулялись. Он ушёл на три года, а она беременная. Но ты слушай, слушай…Мать мы дождались втроем. Ой, что тут началось, я такой женской истерики не видела. И выла она, и в волосы вцепиться пыталась. Но отец у Маши рявкнул и затихла та. И моими же словами ей «Никто никого не опозорил. Ты не людей бойся, а думай, как теперь быть» И вот когда мать успокоилась, я тогда и предложила — в вечернюю школу перевестись, так будет спокойнее, ей все равно бы никто не позволил бы доучиться в обычной школе.

— Это законно?

— Не было таких законов, но что перед младшими классами пузом светить? Какой пример? Сейчас и беременные учатся. А тогда…все было строже. Наслушалась бы о себе, вздумай упорствовать. Дразнили бы.

-А перед школьной линейкой стыдили? В райком-горком таскали с проповедями?

— Думаю, все от руководства школы зависело. Мы бы не потащили. Хотя райобраз — районо нам рекомендовало провести в старших классах воспитательные беседы на конкретном примере. Ничего мы не проводили. По бумагам отчитались, что провели классный час о нравственном воспитании молодежи. Райкому точно было не до беременных учениц. Тогда такие стройки начались, хватало им заботы.

— И из комсомола не исключили?

— Нет, только на Колыму золото мыть сослали. Вы девки думаете, что тогда все звери были? — обижается Анна Егоровна, — Свекры её перед родами к себе забрали. Она у них и жила. Тогда еще солдатам демобилизация за успешно сделанного ребенка не полагалась. Дождалась, поженились. А, да — сына она родила. Я его потом учила. Юра — смышленый такой мальчишка был. В военное училище поступил. Потом на моей памяти еще четырежды школьницы беременели. А когда эта дурь в 90-х началась, я давай своей дочке наговаривать, что если что — не думала ни о каких абортах. Я ей говорю, а она хохочет. Сейчас и внучке тоже говорю… Все может быть, любовь…поговорка есть, у какого народа не помню… Любовь — река, как не войди, а подол поднять придется.

— Анна Егоровна! — ахаю я.

-А что ты ахаешь? Разве не так? Так. Вот и учите своих, чтоб попозже в реку лезли. Не уйдет это от них никуда. Всему свое время.

«Ага, а если полезут, то со спасательной резиной» — хочется мне добавить… Но есть учителя, которые и спустя сорок лет — учителя. И перед ними неловко сморозить пошлость….