Как легко потерять все, что было самым дорогим.
— Как же так… — тихо прошептала Вера. – Как же так… Ты же меня дочкой называл, ты же…
Говорил, что все для меня, что я… А если бы ты так и не узнал?
— Если бы так и не узнал – растил бы и дальше чужое отродье.
Глава 1. Все пошло под откос
— Не надо, пожалуйста, — Вера заплакала, поднимая глаза на человека, которого еще вчера считала отцом.
Игорь при виде ее слез зло нахмурился и покачал головой.
— Не начинай, Верка. Не доводи до греха.
— Папа… — робко пролепетала она.
На лице мужчины при звуке этого слова вздулись желваки.
— Я! Тебе! НЕ ПАПА! Вот она, бумажка.
Растил тебя, как дочь родную, не отказывал ни в чем, закидоны эти твои терпел, мамашу твою одевал-обувал, на курорты возил, а оказалось что…
Собирайся, с ними пойдешь, — он кивнул в сторону людей в форме. – Вещи потом сможешь забрать, пока скажу, чтобы в гараже все сложили, дальше разберетесь…
Вера обняла себя руками за плечи и разрыдалась в голос.
В очередной раз за прошедшие две недели с той злополучной ночи, когда мамы не стало.
Все ведь и началось в эту ночь. Вера с матерью как обычно возвращались домой. Но на очередном повороте другая машина пошла на обгон и…
Вера очнулась уже в больнице. Она практически не пострадала, а вот мама…
И это было не последним ударом.
После похорон отец отстранился от дочери и не предпринимал никаких попыток ни поговорить с ней, ни утешить. Вел себя, как будто Веры не существовало.
А потом позвал на разговор – и показал ей результаты генетической экспертизы, которую провел несколько дней назад.
Как поняла Вера, в больнице ей все-таки понадобилось переливание. И когда определили группу, Игорь понял, что Вера ну никак не может являться его дочерью.
Не бывает у человека с «четверкой» детей первой группы. Какая угодно может быть, но не та, что указана теперь в медицинской карты Веры.
Так что Игорь решил аннулировать свое отцовство и отправить Веру в детский дом.
— Все, чем могу помочь – связаться с друзьями твоей матери времен ее юности. Может, они подскажут, кто папаша, — сказал тогда мужчина.
— Как же так… — тихо прошептала Вера. – Как же так… Ты же меня дочкой называл, ты же…
Говорил, что все для меня, что я… А если бы ты так и не узнал?
— Если бы так и не узнал – растил бы и дальше чужое отродье.
Вера тогда впервые услышала это слово. Отродье.
Но в голове у нее так и не уложилось до сих пор, что вот вчера она была любимой дочерью и внучкой, а сейчас стала…
Бабушка ведь, мама Игоря, тоже с Верой теперь даже поговорить не захотела.
А ведь еще за день до аварии обещала подарить ей красивые сережки и взять с собой в отпуск в Таиланд, как обычно.
Разве все… Разве одна бумажка может все вот так вот изменить? Они же вместе тринадцать лет, а что дальше?
Появится какой-то левый мужик, которого она должна будет называть папой и… И что?
В детский дом Вера так и не попала. На время судебных разбирательств ее поместили в распределительный центр.
Вопреки представлениям Веры там все было не так уж и страшно. Никто не издевался, не бил, не воровал вещи, кормили пусть и не привычно, но вполне… нормально.
Но все же это было не то место, где ей хотелось бы провести оставшиеся пять лет.
А потом был случайно подслушанный разговор в кабинете заведующей. Вере туда, на самом деле, было особо и не надо, она пришла к завучу по вопросам, связанным с обучением.
Но та была занята, а коридор длинный и вот она оказалась под кабинетом директора этого заведения.
Здесь, в самом кабинете, она была единожды в день приема. И знала, что внутри все не так, как в кабинетах у нормальных руководителей, где сначала приемная, а потом уже сама комната директора, а…
Проще. Сразу в кабинете столы секретаря и директора. И комната маленькая. И дверь не то, чтобы очень толстая.
И вовсе Вера ее не открывала, так, расширила немного уже имеющуюся щель, потому что услышала свою фамилию.
Хотя она теперь, наверное, и не ее вовсе – Игорь наверняка заберет ее вместе с правом называть его папой.
— Я не хочу с ней знакомиться. Я не хочу с ней налаживать, как вы говорите, контакт.
Вообще не факт, что это мой ребенок – если Лидка от законного мужа ко мне пошла, то сколько еще таких кандидатов в отцы может быть, неизвестно.
Вы с каждым девочку знакомить будете? Мол, вот, Вера Фаресова, откроем тебе хит-парад ха-ха-лей твоей матери, кто-то из них может быть твоим папашей, оценивай кандидатов.
— Видимо, вы не понимаете, как работает…
— Вы мое рабочее удостоверение видели? – мужчина повысил тон. – Я как раз очень даже хорошо понимаю, как это все работает.
Достаточно понимаю для того, чтобы однозначно сказать – до тех пор, пока не придут результаты теста и не будет решения суда, определяющего меня, как отца, никаких разговоров ни о девочке, ни с девочкой быть не может, причем для ее же блага.
И, кстати, для ее же блага не советую заводить разговоры о том, что «папа тебя заберет».
Потому что забирать я ее, даже если она моя дочь, не собираюсь. Мне, вот извините, некуда.
У меня от руководства выделена комната в общежитии одиннадцать квадратных метров.
Как думаете, девочка тринадцати лет будет сильно рада сну на раскладушке или раздвижном кресле в одной комнате с незнакомым, фактически, мужиком?
— Я вовсе не говорила о том, что…
— Нет, вы говорили. Вы мне активно навязывали и знакомство, и последующую заботу о ней.
Я все прекрасно понимаю – вам выгодней спихнуть ее хоть кому-нибудь, чтобы одной проблемой меньше было, вот только мне такой «подарочек» от судьбы тоже ни к селу, ни к городу.
— Да что вы за отец такой, — судя по всему, секретарша директора сейчас всплеснула руками.
— Я никакой не отец. У меня нет детей, все, точка. И никогда не было.
И если вы считаете, что вдруг ни с того ни с сего можно заиметь какие-то там отцовские чувства к ребенку, которого никогда не видел – вы глубоко заблуждаетесь.
Кстати, с детьми это точно так же работает. Если мелкий старше пяти лет – он уже не будет виснуть на каждом встречном с радостным воплем «папа».
— Но даже человек старше пяти лет может хотеть обрести дом, семью и…
Остаток фразы Вера не дослушала – поспешно метнувшись в сторону, неслышно побежала обратно в сторону лестницы, беззвучно глотая слезы.
Потому что было, в общем-то, понятно: вероятному папе она не нужна. Да и на что они рассчитывали?
На то, что он действительно кинется знакомиться с вероятной дочерью, радуясь и светясь от счастья?
Так подобное только в кино бывает. И забирать он Веру по закону не обязан, увы.
С большой вероятностью скажет, что так, мол, и так, ребенок мне не нужен, места нет…
Да он, по сути, то же самое уже сказал! Вот прямо сейчас, Вера все сама слышала.
Не прошло и двух часов, как ее пригласили в кабинет к психологу. Она уже знала, что сейчас скажут. Но постаралась сделать вид, что узнает информацию впервые.
Только сидя в кабинете психолога она поняла, почему вообще нужен этот спец в их учреждении.
Потому что все то, что сказал тот мужчина, Вере подавали совершенно с другим уклоном. Как-то… Мягче, что ли.
Мол, нашли мужчину, с которым у твоей матери, по словам других людей, была связь. Возможно, он окажется твоим биологическим отцом.
Правда, пока что он не считает нужным знакомиться. А уж если окажешься его дочерью – тогда, возможно, вы увидитесь.
Пока что у него стесненные жилищные условия, поэтому ребенка ему, скорей всего, не отдадут.
Но даже если нет – вы сможете видеться, плюс ты будешь получать от него алименты.
Пожалуй, единственным стоящим предложением в этой вот всей баламути, что разрисовывали сейчас Вере, была фраза про алименты.
— Он разве согласится их платить? – уточнила она.
— Это обстоятельство не будет зависеть от его согласия, — покачала головой психолог.
Вот и все. Это самое большее, что получит Вера от чужого, по сути, мужика. Три копейки денег.
Как там говорили раньше, с паршивой овцы, да хоть шерсти клок? Ну а на что она рассчитывала, на любящего отца? Три ха-ха.
Мужик ведь прав по-своему. Логика в его словах есть. Нельзя вот так вот взять – и полюбить ребенка, которого ты даже в глаза не видел.
Да и ей назвать папой постороннего человека…
Но с другой стороны, если роль играет проведенное вместе время, то почему от нее отказался Игорь?
Может быть, все дело в том, что никому из них, Вера, по сути, не нужна?
А тут такая удобная возможность за нее не отвечать и не заботиться. Спихнули в детский дом – и до свидания…
Прошло несколько дней прежде, чем стали известны результаты генетической экспертизы. А уже тогда…
— Решением суда Вронский Андрей Евгеньевич признается отцом Фаресовой Веры Игоревны.
Запись в свидетельстве о рождении девочки будет изменена на Ивантееву Веру Андреевну.
Да, фамилию этого Андрея Вера брать не собиралась. О чем и сказала на суде, мол, хочу взять девичью фамилию матери. Имела право. Тем более, что Андрей не возражал.
Ему, судя по всему, было все равно и на Веру, и на то, что там у нее в свидетельстве о рождении написано – за все заседание так ни разу на нее не глянул.
Что теперь изменится, после суда? Ну, кроме фамилии и записи в качестве отца другого человека?
Отца-то как не было, так и нет. На какое-нибудь удочерение или хотя бы опеку в ее возрасте надеяться глупо, равно как и в то, что у этого вдруг проснутся отцовские чувства и…
— Ивантеева, к тебе пришли. Вронский Андрей Евгеньевич, ждет в кабинете директора.
Вера оторвала голову от школьной тетрадки, где под шумок рисовала на полях спиральки, и с недоумением во взгляде уставилась на вошедшую воспитательницу.
— Ивантеева, ты оглохла? Поднялась – и марш к директору, — повторила та куда более суровым тоном.
Решив не провоцировать на третье китайское предупреждение, Вера схватила сумку и, швырнув в нее тетрадку, учебник и пенал, направилась к знакомым дверям.
Только у самых дверей поняла, как сильно колотится сердце. Будто хотело поверить, что вдруг…
Ну а если ей не придется провести остаток дней в детском доме? Наверное, даже с этим Вронским будет лучше, чем в приюте… Или нет?
Продолжение
Автор: Екатерина Погорелова
Как часто добро возвращается в неожиданной форме!
Какова жизнь, когда свобода оборачивается пустотой?
Что скрывает свекровь под маской заботы?
Одиночество подкрадывается, и с ним приходит страх.
Как долго еще ей терпеть эту театральную маску лицемерия?
Как можно было так ошибиться в выборе?