«Почему никак нельзя было оставить?» — с горечью размышляет женщина о потерянном ребенке на фоне разрушенных надежд и одиночества

Какой смысл в жизни, если в ней нет внуков?

У подруги родился внук. Вера Павловна пришла к ней в гости, взяла малыша на руки. Держала маленькое тёплое тельце, прижимала его к себе. Рассматривала личико, тёмные волосики на головке. Малыш моргал, чмокал, зевал, иногда останавливал взгляд на ней, но, вероятно, не видел её. Она читала, что младенцы в первые недели жизни не различают ясно предметы. Мальчик завозился, закряхтел. Развернула, чтобы перепеленать и стала рассматривать крохотные согнутые ножки, малюсенькие пальчики и на них ноготки.​​

​​И ручки… Ручки! Ручка!! Уже сорок четыре года она стоит перед глазами! «На, смотри – с презрением сказала акушерка – мог бы быть человечек!» Мог бы быть… Мальчик ли, девочка – мог бы быть человечек…. Уже сорокатрёхлетний человек! Уже бы внуки взрослые были.​​

​​Ребёнок на её руках моргнул, сдвинул едва наметившиеся бровки, почмокал и задремал. Она обнимала это чудо, покачивала его, хотя и не своё, но такое милое.​

​Никак нельзя было оставить того ребёнка сорок с лишним лет назад. Дочке был всего год, муж уезжал на шесть месяцев в командировку, а во времена её молодости женщине после родов полагалось пятьдесят шесть дней декретного отпуска и свой очередной, если до этого не использовала, и всё – и выходи на работу. И как-то спокойно решилось, что надо избавиться от незапланированного. Случайная помеха.​​

​​Сейчас-то она думала иначе. Почему никак нельзя было оставить? Люди всегда рожали и детей растили! Правда, в том городе ей некому было помочь, родители жили слишком далеко. Но тогда думалось о карьере, да просто о работе — ведь после декретного отпуска её могли перевести на другую, менее интересную работу.​​

​​Муж пришел вечером, она рассказывала и плакала, а он утешал — больше не будем ни от кого избавляться, будем всех рожать. Рожать больше не пришлось. Было две попытки, окончившиеся выкидышами. Организм запомнил, думала она тогда. А теперь в старости, став сентиментальной, думала иначе. Это всё высший промысел – не нужен тебе ребёнок – и не получишь больше.​​

​​И с дочкой несчастье случилось, нет у них внуков. Муж молчал, вздыхал, глядя на чужих ребятишек, и только однажды сказал — а наша веточка засохла…. Она не поняла, а он добавил – тянулась, тянулась веточка с первобытных времён и всё… Веточка засохла.…​​

​​Да, образование получили, карьера удалась у обоих, по миру покатались, и с чем к старости пришли? Говорят – с детьми горе, а без них вдвое. Интересно, думала она сейчас, что же важнее – яркая жизнь в молодости, активная в зрелости или спокойная в старости? Спокойная, это, значит, тихая, без внуков? А есть внуки – не будет скуки?​

​Жизнь, конечно, прекрасна в любом возрасте, но сейчас как-то потеряла смысл. Она вспомнила, как её мать всё говорила – хочу пожить одна, спокойно. Мечта её сбылась – дети разъехались, муж умер, а она пережила его всего на три года, хотя была значительно моложе. И одинокая жизнь радости не приносит, даже, если и получаешь то, о чём мечталось.​​

​​Они с мужем подумывали усыновить ребёнка, но это всё откладывалось, откладывалось, а потом уже оказалось поздно – начались болезни.​​

​​Маленький на её руках закрутил головкой, сморщил носик и чихнул. Это её растрогало – как взрослый! А ему только три недели! Три недели всего из длинной жизни, большею частью трудной.​​

​​Как-то подруга позвонила и предложила сходить в Дом Малютки – надо отнести вещи, из которых внук уже вырос, да и новых много осталось, а там пригодятся. Их впустили, вещи взяли и предложили пройти в группы. В большой комнате стояло восемь кроваток. В каждой сидел или стоял, плакал или играл ребёнок от шести месяцев до года, непонятно мальчик или девочка – все лысенькие в одинаковых ползунках.​

​Почти все повернули к ним головёнки, двое протянули ручки. Подруга подошла к ним. А Вера Павловна сразу обратила внимание на светленького малыша с большими серыми глазами. Он сидел в кроватке, держался за прутья и, молча, смотрел на неё, как бы из клетки. Она подошла и взяла его на руки. Он оказался удивительно лёгким, сразу прижался к ней, положил голову на плечо и обхватил её шею ручками. Она гладила его по спинке и чувствовала, как бьётся его и её сердце.​​

​​— Его зовут Олег, Олежек. Тут имя дали, — сказала сопровождающая их медсестра, — ему одиннадцать месяцев. Мамочка отказалась, совсем молоденькая, восемнадцать лет, студентка, никто за мальчиком не пришёл. И никто его не взял, он был очень слабенький, долго болел.​​

​​Она ходила с ним по палате, гладила других детей по головкам, разговаривала с ними. Олежек всё так же крепко обнимал её тонкими ручками. Когда пришло время уходить, он покорно сел в кроватку, но неотрывно смотрел на неё.​​

​​Дня три она промучилась, вспоминая его взгляд, а потом, накупив на всех подарков, поехала одна в Дом Малютки. — Хорошо, если вы будете приходить регулярно, мы рады волонтёрам, — сказали ей. И она стала приходить; кормила их, меняла ползунки, но больше всех тянулась к Олежке. Он на её руках повеселел, стал активнее, лучше кушал и через два месяца начал ходить вдоль кроватки по периметру и сам этому радовался.​​

​​Она приходила домой и с воодушевлением рассказывала мужу про Олежку. Вот он громко засмеялся, вот стал сам пить из кружки. Иногда, а потом всё чаще и чаще они вдвоём уже приходили к Олежке и вместе гуляли с ним в скверике при Доме Малютки.​​

​​И вдруг на них стали сыпаться несчастья. Вначале она сломала ногу, перелом был сложный. Два месяца провела дома, хозяйством занимался муж. Потом пришел грипп, вначале муж заболел, затем она. Спасибо соседям и друзьям – помогали, подкармливали, приносили что— то из магазина. Пригласили и работника соцзащиты.​

​У мужа начались осложнения, через полгода его не стало. Она была готова к этому – врачи предупреждали, но никак не могла привыкнуть, что осталась одна. Ей всё казалось, что он тихонько стонет или зовёт её. Еду готовила по привычке на двоих. Она сильно сдала.​​

​​Наконец, собралась к Олежке. Почти год его не видела и боялась, что он отвык и не узнает её. Но оказалось, что Олежку усыновили, адрес ей не дали, нельзя по закону. Утешали тем, что люди его забрали хорошие, бездетные, обеспеченные и он на них очень похож. Умом она понимала, что для малыша это хорошо, но душа её тосковала. Она стала ходить по паркам, скверам, по детским площадкам, высматривая его. Но в большом городе встретить нужного человека сложно, встречаются, когда не ждёшь. Так и случилось.​​

​​Она сидела в скверике и наблюдала за голубями. И вдруг увидела по аллее прямо к ней идут трое. В центре, держась за руки взрослых, шёл мальчик с большими серыми глазами. Олежек! От радости у неё сел голос, сердце застучало… Когда подошли ближе, она позвала, получилось шёпотом – Олежек…. Он посмотрел на неё и будто узнал – бровки взметнулись. Она протянула руку, и он дёрнулся к ней. Взрослые встрепенулись. – Что Вам нужно? Вы кто?​​

​​— Я к нему приходила… Мне ничего…Разрешите только видеть его иногда, если можно, ..разрешите…и помогать вам, как бабушка, — она торопилась всё сказать пока они не ушли, не увели его.​

​— А, вы та бабушка, что навещали его, а потом исчезли? Нам рассказывали. Ладно, ладно – мы вам позвоним.​

​Мужчина подхватил ребёнка на руки и быстро пошёл. Олежек из-за плеча смотрел на неё, как в первый раз из кроватки, но бровки сжались. Он не мог понять чего-то.​

​— А телефон, телефон…мой номер не взяли, — её рука и вся она тянулась к ним. Они не оглянулись. Шли быстро. Она поняла, что больше не увидит Олежку. Надо как-то привыкать доживать одной. Вспомнилась строчка из какого-то стиха. « Старость— это награда или… кара за всё…» Кара?!!​

​______​

​Спасибо за чтение.​

Источник

Медмафия