Когда Ольга покинула поезд, за окном ещё царила темнота.
Она никому не сообщила о своём возвращении.
Приобрела билет на ранний рейс, заняла место в последнем вагоне, не брала в руки книгу и не обращала внимания на виды за окном.
Лишь слушала стук колёс, словно те повторяли то, что она так и не произнесла.
Ни себе самой, ни им.

Решила вернуться на десять дней раньше назначенного срока.
Не завершила заключительный этап реабилитации — объяснила врачу, что больше не в силах продолжать.
Тишина Яремче, белоснежные стены, приглушённые слова психотерапевта — всё это стало невыносимо тяжёлым.
Появилась сильная тяга домой.
Желание вновь быть в движении усиливалось, даже несмотря на усталость.
Таксист молчал и имел глаза, отёкшие из-за недосыпа.
Он украдкой смотрел на неё в зеркало, но не задавал вопросов.
И это было к лучшему.
Ольга не выдержала бы жалости.
Подъезд встретил её знакомым запахом пыли и краски, облупившейся плиткой и сквозняком из-за плохо закрытой двери.
Всё осталось как раньше.
Однако внутри что-то изменилось.
Ключ вошёл в замок с трудом.
Будто долго не применяли его.
Или, напротив, слишком часто.
Дверь распахнулась — и волна запахов обрушилась на неё.
Легкая сладость, напоминающая чужие духи и запах жареного лука.
Ольга осторожно ступала, словно пришла в посторонний дом.
Сняла куртку, поставила сумку.
Всё было на привычных местах.
Но ощущение отличалось.
В прихожей на столике лежала резинка для волос.
Детская, украшенная сердечками.
Однако Катя такими не пользовалась.
На кухне — заметно чисто.
Свежая сковорода висела на крючке.
Чайник без следов накипи.
В холодильнике стояли контейнеры с надписями маркером: «овощной суп», «котлеты для Анны», «для Кати — понедельник».
Ольга аккуратно закрыла холодильник.
В спальне царил аромат лаванды.
А на окне стояла чашка с отпечатком губ.
Губы украшала розовая помада.
Ольга вообще не пользовалась помадой.
Она зашла в комнату дочери.
На стене висел новый рисунок.
Солнышко, две фигуры, кошка и надпись: «Катя и мама Анна».
Ольга присела на кровать.
Наволочка тихо зашуршала под рукой.
Она смотрела на рисунок, словно на открытую рану.
Он практически сразу ответил. — Ты где? — её голос был тихим. — У мамы.
Затем прозвучало: — Ты ведь должна была через десять дней… — Передумала.
Он выдохнул. — Скоро приеду.
Через сорок минут кто-то постучался в дверь.
В плаще, с сумкой и мешком овощей.
Как будто зашла просто, чтобы передать картошку. — Почему так? — спросила без обычного приветствия. — Без звонка, без предупреждения. — Я не обязана.
