— Ну что, Наташа, теперь, наверное, к маме в Шабо поедешь? На вокзале ночевать будешь или сразу в какую-нибудь общагу пристроишься? — Алексей небрежно расписывался в бумагах, словно ставил автограф поклоннице, а не подписывал развод.
Татьяна молча наблюдала за ним, удивляясь собственному спокойствию. Ещё месяц назад эти слова разбили бы её сердце на куски, а теперь она смотрела на бывшего мужа как на неумелого актёра в дешёвом спектакле. Рядом с ним, крепко держась за локоть, стояла Ольга Петровна — его начальница, женщина около сорока пяти лет с безупречной укладкой и маникюром, стоимость которого сопоставима с половиной месячной зарплаты Наташи.
«Господи, — думала Татьяна, глядя на эту пару, — неужели я действительно была влюблена в этого павлина? Как же я была слепа».
Нотариус, пожилая женщина в строгих очках, профессионально не обращала внимания на происходящее, методично перешагивая через стопки документов. За свою практику она видела многое.
— Алексей, милый, поторопись, — мягко позвала Ольга Петровна, взглянув на часы с бриллиантами, — нас ждут в ресторане. Отпразднуем твое освобождение.
Татьяна улыбнулась про себя. Освобождение — именно так, пожалуй, можно охарактеризовать их ситуацию. Она взяла ручку и аккуратно поставила подпись, не торопясь. Затем поднялась, расправила плечи и направилась к выходу.
— Эй, Наташа! — окликнул её Алексей. — Ключи не забудь оставить. От квартиры. Я ведь там прописан.
Татьяна обернулась и встретилась с его взглядом:
— Прописка — это не право собственности, Алексей. Учись. Ключи можешь получить у управляющей компании, когда я сменю замки. Всего хорошего.
На улице моросил мелкий дождь. Март выдался сырым и прохладным, и Татьяна, запахивая пальто, слегка поёжилась. В сумочке завибрировал телефон. Она достала его, ожидая увидеть очередное соболезнование от подруги, но на экране появился незнакомый номер.
«Татьяна Ивановна Лисицкая? Это нотариальная контора «Право и справедливость». Просим явиться завтра в 10:00 для оглашения завещания вашей двоюродной бабушки Марии Степановны Коваленко. Адрес: ул. Лесная, 15, офис 203».
Татьяна остановилась посреди тротуара, не обращая внимания на раздражённые возгласы прохожих, вынужденных обходить её стороной. Мария Степановна? Она смутно помнила эту родственницу — сестру бабушкиной сестры, кажется. В детстве они виделись пару раз на семейных праздниках. Потом между старшими возник какой-то конфликт, и связь прервалась.
«Наверное, оставила пару фотографий и бабушкину брошку», — подумала Татьяна и поспешила к метро.
На следующий день она сидела в уютном кабинете, украшенном антикварной мебелью. Нотариус — мужчина около шестидесяти лет с доброжелательным лицом — внимательно изучал документы.
— Мария Степановна умерла два месяца назад, — начал он. — Детей у неё не было, муж погиб ещё в восьмидесятых. Последние годы она жила одна. Всё имущество завещано вам.
— Но почему именно мне? — смущённо спросила Татьяна. — Мы почти не общались.
Нотариус вынул из папки пожелтевший лист бумаги, исписанный детским почерком.
— Она просила передать это вам. Сказала, что вы поймёте.
Татьяна взяла письмо дрожащими руками. Это было её собственное послание, написанное лет двадцать назад: «Дорогая тётя Катя! Поздравляю вас с Новым годом! Желаю здоровья и чтобы вы не грустили. Мама сказала, что вы живёте одна, и мне стало вас жалко. Я нарисовала вам ёлочку. Ваша Лена».
К письму был прикреплён детский рисунок — кривая ёлка с разноцветными шарами.
— Она хранила это все эти годы, — тихо произнёс нотариус. — И ещё оставила вам письмо.
Татьяна распечатала второй конверт. Почерк был старческий, но чёткий: «Милая Леночка! Ты единственная, кто вспомнил обо мне за все эти годы. Твоё детское письмо стало для меня светом в темноте одиночества. Я следила за твоей жизнью издалека — знаю, что ты выросла хорошим человеком. Знаю и о твоих нынешних трудностях. Пусть мой подарок станет началом новой жизни. Будь счастлива. Твоя тётя Катя».
— И что же она мне оставила? — спросила Татьяна, вытирая слёзы.