«Ты всерьёз считаешь, что я никто без тебя?» — с холодным достоинством ответила Ольга, готовясь к финальной схватке за свободу и уважение

Каково это — впервые почувствовать себя свободной?

Владимир побледнел. — Пятьдесят миллионов евро, недвижимость в трех странах, контрольный пакет акций строительного холдинга, — спокойно произнесла Ольга, но в ее голосе звучала стальная решимость. — Вот документы, если кому-то интересно.

Она кивнула Игорю Викторовичу, который встал рядом с папкой. — Ты… ты шутишь, — выдавил Владимир, делая шаг к ней. — Это невозможно… — Вполне реально, — пожала плечами Ольга. — И знаете, что самое забавное?

Когда мы разведемся, ты не получишь ни цента.

Тамара Сергеевна вскочила с места: — Но это несправедливо!

Вова тебя содержал все эти годы!

Ты обязана… — Я никому ничего не должна, — твердо ответила Ольга. — Особенно вам, Тамара Сергеевна.

За три года унижений, за «деревенщину», за «никто без нас».

Помните, как заставляли меня стирать ваши вещи вручную, потому что «машинка их испортит»?

Как говорили, что с моей внешностью надо быть благодарной, что вообще замуж взяли?

Лицо свекрови покрылось пятнами.

Некоторые гости начали перешептываться, бросая на Тамару Сергеевну недобрые взгляды. — А ты, Владимир, — обратилась Ольга к мужу. — Помнишь, как смеялся над моими попытками найти работу?

Как ты «случайно» удалил мое резюме с компьютера?

Как убеждал, что я ни на что не способна?

Владимир стоял словно оглушенный.

Затем внезапно ринулся к ней: — Олечка, любимая, я же не всерьез!

Это были только шутки!

Я всегда ценил тебя, просто не показывал… Мы же семья!

Ольга сделала шаг назад: — Нет, Владимир.

Мы не семья.

Мы никогда ею не были.

Ты хотел служанку, которая боится слово сказать.

А я хотела мужа, который будет уважать меня. — Я буду!

Клянусь! — он схватил ее за руки. — Я изменюсь!

Мы начнем все сначала!

Ольга мягко, но решительно вырвалась: — Поздно.

Кстати, о начале… Я возвращаюсь в медицину.

Буду работать в детской больнице и продолжать учиться.

И еще я открываю фонд помощи женщинам, пострадавшим от домашнего насилия.

В том числе психологического.

В зале воцарилась тишина.

Кто-то начал аплодировать.

Потом к ним присоединились другие.

И вот уже весь зал стоя аплодировал этой хрупкой женщине у трибуны.

Тамара Сергеевна, краснея от стыда и злости, схватила сына за руку: — Пойдем отсюда!

Немедленно!

Но Владимир остался неподвижен, глядя на Ольгу.

В его глазах читалось отчаяние человека, потерявшего что-то по-настоящему ценное. — Что касается вас, Тамара Сергеевна, — повернулась к свекрови Ольга. — Я купила дом напротив вашей лучшей подруги Натальи Ивановны.

Знаете, той самой, перед которой вы так любите хвастаться.

Теперь у нее будет, что рассказать о вашей «идеальной» семье.

Тамара Сергеевна пошатнулась, хватаясь за сердце. — Олечка… что же ты творишь? — прошептала она. — Я просто показываю, где раки зимуют, — спокойно ответила Ольга. — Вы оба этого заслуживаете.

Она обратилась к гостям: — Прошу прощения за этот спектакль.

Но я хотела, чтобы все узнали правду.

Теперь вы можете уходить.

В соседнем зале накрыт фуршет — считайте это моим прощальным подарком.

Люди начали расходиться, бросая сочувственные взгляды на Ольгу и презрительные — на Владимира с матерью.

Людмила подошла к подруге и обняла ее: — Ты просто космос!

Я горжусь тобой.

Ольга вдруг почувствовала, что слезы потекли по щекам: — Знаешь, я думала, что буду испытывать злорадство или торжество.

Но я просто ощущаю… свободу.

Через полгода Ольга сидела в своем кабинете в детской больнице, просматривая истории болезни.

На стене висел диплом о повышении квалификации, на столе стояла фотография мамы, недавно переехавшей в новый дом, который Ольга купила для нее.

Телефон зазвонил — это была Людмила. — Ну что, слышала новости?

Владимир, твой бывший, теряет фирму!

Говорят, после твоего ухода у него всё пошло наперекосяк.

А его мамаша теперь у Натальи Ивановны даже чай пить не может — та не пускает ее на порог после всех сплетен.

Ольга задумчиво посмотрела в окно.

Странно, но ни радости, ни злорадства она не испытывала.

Только какую-то светлую грусть. — Знаешь, мне их даже немного жаль, — сказала она. — Не потому, что они хорошие люди.

А просто потому, что с такими душами им ещё долго жить.

Она перевела взгляд на часы.

Через пятнадцать минут начинался приём. — Ладно, Люд, мне пора работать.

Вечером созвонимся?

Положив трубку, Ольга прошлась по кабинету.

Жизнь наконец-то стала такой, о какой она мечтала — с любимой профессией, возможностью помогать людям и полной свободой от унижений.

Продолжение статьи

Медмафия