Елена остановилась на пороге, и холодная волна недоумения, словно стальная пластина, пронзила её под рёбра.
Дверь была приоткрыта.
Всего на пару сантиметров, но этого было достаточно, чтобы разрушить привычный порядок.
Свекровь, Тамара Сергеевна — женщина с железной волей и строгими принципами — могла ли забыть запереть дачу?
Это казалось невероятным.
Такого просто не происходило.
Она осторожно подтолкнула створку, и старая древесина, издавая тихий, почти живой стон, распахнулась, впуская её в молчаливый, застывший воздух дома.
Первым ударил по носу запах — не знакомый аромат старого дерева, воска для полов и сушёной мяты, а тяжёлый, затхлый, с примесью сладковато-прогорклого запаха чужого присутствия.
Елена замерла, вслушиваясь в тишину.
Она была густой, звенящей, но не пустой.
В ней ощущалась чужая жизнь.
Веранда выглядела так, будто там недавно побывали мародёры.
На грубом деревянном столе стояли две чашки с мутными остатками кофе, а на дне одной плавала осклизлая коричневая гуща.
Рядом лежала тарелка с засохшими макаронами и зачерствевшим куском хлеба.
На полу валялась чья-то кофта — тёмная, помятая, с неестественно вывернутыми рукавами, словно кто-то резко и с усилием сорвал её с себя.
Елену охватила ледяная, тошнотворная дрожь страха.
В их семье так не жили.
Здесь всегда царил безупречный порядок, каждая вещь находилась на своём месте.
Это был их надёжный, крепкий мир, а теперь он был осквернён, взломан.
Кто мог это сделать?
Бродяга, ищущий ночлег?
Шалящие подростки?
Мысли метались в голове, словно перепуганные птицы.
В подполе хранились запасы — крупы, тушёнка, банки с соленьями, которые свекровь оставляла «на чёрный день».
Они с Сергеем лишь смеялись над её запасливостью, пока год назад паводок не отрезал их от мира на две недели.
Тогда эти консервы спасли им жизнь.
И вдруг в голове вспыхнула другая мысль, острая и режущая, словно лезвие бритвы, от которого кровь застыла в жилах.
А что если Сергей?
Может, он вовсе не в командировке?
Возможно, он здесь, за той самой дверью, что ведёт в гостиную, с какой-нибудь… другой?
И эта чашка, эта кофта — всё это следы их тайного греха, их скрытого убежища?
Елена прижала ладонь к губам, чтобы не вскрикнуть.
Нет, это всего лишь паранойя!
Они женаты всего два года, он любит её, он никогда… Но разумные доводы тонут в паникующем, животном страхе.
И вдруг из гостиной донёсся звук.
Едва различимый скрип.