«Не бросайте меня с ним!» — воскликнула Татьяна, вцепившись в руку мачехи с отчаянием и паникой в глазах

Они сбежали от кошмара, но новая жизнь оказалась не менее страшной.

Они вошли в узкий коридор.

Нина Петровна, не снимая пальто, опустилась на колени прямо на холодный линолеум. — Давайте помолимся, — произнесла она, голос её дрожал. — Помолимся, чтобы наш побег был благословлен Богом и стал нашим спасением.

Чтобы этот… этот человек не смог нас отыскать.

Чтобы он даже не попытался.

Чтобы удача всегда сопутствовала нам.

Татьяна тоже сложила руки и тихо произнесла знакомые с детства слова.

Затем она начала осматривать новое жильё.

Квартира была небольшой, но уютной.

Чистый, ровный линолеум на полу — его мыть было одно удовольствие! — на кухне стояла старая, но исправно функционирующая плита, в комнатах царило необычное тепло, даже немного душно.

И главное — собственный домашний туалет.

Больше не нужно было, как в Обухове, по ночам выбегать на улицу, боясь каждого шороха.

Это был настоящий рай.

Счастье продлилось ровно неделю.

Однажды вечером, когда Татьяна мыла посуду, Марина, стоя у окна, обратилась к бабушке.

Её голос звучал устало и безнадежно. — Мама, может, всё же одумаемся?

Вернём Татьяну обратно, к отцу.

Он её родная кровь.

А мы кому для неё?

Совсем чужие люди.

Зачем тогда ты уговорила меня взять её с собой?

Пусть поживёт у нас, и хватит.

Пора и честь знать.

Холодная тяжесть сжала грудь Татьяны.

Тарелка едва не выскользнула из мокрых рук. — Мама… — обернулась она к Марине, и губы её задрожали. — Не возвращайте меня к нему.

Вы же знаете, как мне там будет!

Он всё пропьёт, а я… я сделаю всё, что угодно!

Буду тихой, как мышь, помогать с Аней, убирать, готовить!

Только не выгоняйте меня!

Она не отличалась покорностью по характеру.

Но сейчас наступило то время, о котором говорят: хочешь выжить — умей приспосабливаться.

Марина резко подошла и выхватила тарелку из рук дочери. — Дай я сама! — вскрикнула она, и в голосе прозвучали давно сдерживаемые слёзы. — Я уже говорила тебе, ты здесь лишняя!

Ты мне никто!

Мне и Аню-то не на что содержать, а тут ещё тебя кормить!

Если я начну жалеть всех подряд, кто тогда будет заботиться обо мне, когда я упаду без сил?!

Она расплакалась, громко и безутешно, по-женски, вытирая лицо подолом фартука.

Татьяна отстранила её от раковины и забрала тарелку обратно.

Эти переживания были ей знакомы — истерики у Марины случались и раньше, в Обухове.

Она была женщиной громкой, вспыльчивой, эмоциональной.

Татьяна собрала всю посуду в мыльной воде — сейчас не до неё.

Вытерла руки и подошла к плачущей женщине.

Обняла её сзади, прижалась щекой к её спине. — Мама, — сказала она тихо. — Я тебе не мать! — вскрикнула Марина, пытаясь вырваться. — Какая разница?

Ты заменила мне её.

Татьяна, уже крепкая четырнадцатилетняя девушка, сильнее прижала её к себе, не давая уйти, и поцеловала в макушку, в её непослушные, курчавые волосы. — Подлиза! — всхлипнула Марина, но уже не так яростно. — Поезжай к отцу!

Он твоя кровь! — Знаю, — спокойно ответила Татьяна. — Успокойся уже.

Скажи, чего ты боишься?

Что я стану для тебя обузой?

Она вздохнула, не отпуская объятий. — Мам, я могу сидеть с Аней, пока ты на работе.

Бабушка может найти подработку — она прекрасно готовит, может стряпать на заказ?

Или вахтером куда-нибудь — для пожилых есть такие места.

А мне скоро пятнадцать, значит, можно будет подрабатывать, а через три года — я уже совсем взрослая.

А если ты пошлёшь меня к нему… мне там будет очень плохо.

Без вас.

Марина задумалась, замолчала.

Потом снова вспыхнула, но уже без прежней злобы: — И почему это должно меня волновать?

Не я же тебя родила! — Но ты вошла в мою жизнь.

Может, это был знак свыше? — не сдавалась Татьяна. — Я вырасту.

Я никогда не забуду твоей доброты.

А если выгонишь — твоя совесть будет терзать тебя изнутри.

И странное дело — всё сложилось именно так, как сказала Татьяна.

Марина устроилась на фабрику.

Нина Петровна нашла работу вахтёром в медицинском общежитии.

Татьяну приняли в школу.

Каждое утро она водила за руку маленькую Аню в соседнюю школу. …Отец, оставшись один в Обухове, запил ещё сильнее.

Пил, пока не оказался в больнице, балансируя на грани жизни и смерти.

Говорили, что чудом выкарабкался.

С тех пор — ни капли.

Но Марина к нему не вернулась.

И Татьяна — тоже.

Годы стремительно проходили.

Однажды Татьяна, уже повзрослевшая, вернулась с работы и постучалась в дверь их небольшой, но собственной квартиры.

Дверь открыла Марина.

Её взгляд сразу стал жёстким, деловым. — Зарплату получила? — спросила она, протягивая руку.

Татьяна улыбнулась и медленно, с лёгким кокетством, начала снимать пальто.

Продолжение статьи

Медмафия