Аукционист нахмурился: «Извините, милая, но…» — «У меня есть деньги», — с дрожью в руках подняла она банку, и в свете ламп монеты заискрились. «Пожалуйста.» В зале воцарилась глубокая тишина.
Позади медленно поднялся пожилой офицер с серебристым знаком, и его голос прорезал молчание: «Это дочь Петровой».
Это имя имело весомый авторитет.
Аукционист на мгновение растерялся, затем прочистил горло: «Начальная ставка — пятьсот гривен».
Эта сумма стала для Оли сильным ударом — у неё было всего 82,47 гривен, которые она тщательно подсчитала под одеялом прошлой ночью.
Её губы задрожали, но она не отступила. «Это всё, что у меня осталось от неё», — тихо сказала она, глаза блестели от слёз.
Волшебство не пришло с громким звоном фанфар, а проявилось в человеческой доброте и сострадании, проникавших в сердца.
Деловые люди стали заботливыми отцами, офицеры — близкими братьями.
Никто не осмелился возразить.
Аукционист с трудом сдерживал эмоции и закрыл досье Барсика: «Продано Оле Петровой за 82 гривны 47 копеек».
Аплодисменты звучали тихо и с уважением, будто лишние звуки могли разрушить хрупкую магию момента.
Оля аккуратно поставила банку на стол и поднялась на сцену.
Барсик медленно поднялся и прижался головой к её груди.
Она уткнулась лицом в его шерсть, горячие слёзы скатывались по щекам.
Он один раз нежно лизнул её, затем оперся всем телом.
В тот вечер Барсик не вернулся в кеннел — он пошёл с ней домой.
Но дом теперь казался пустой оболочкой.
Голоса, которые когда-то наполняли комнаты — рассказы перед сном, тихие нотки пения и убаюкивающих слов — исчезли.
В доме звучало лишь тикание кухонных часов и лёгкие шаги Оли, а Барсик не отходил от неё даже ночью.
Прошло три недели.
Барсик превратился в тень прежнего служебного пса — он перестал лаять и патрулировать.
Он тихо наблюдал за девочкой, став внимательным хранителем её чувств.
Когда Оля плакала, он трогательно касался её носом, словно убеждая не сдаваться.
В их молчании сформировалась особая связь — взаимное отражение утраты и боли.
Но судьба готовила перемены.
Однажды Оля пришла из школы раньше, страдая от боли в животе.
Соседка, тётя Лена, присматривавшая за ней, зажгла в коридоре свечу с ароматом дешёвого искусственного ванильного запаха, смешанного с одеколоном.
Как только запах начал заполнять дом, Барсик напрягся.
Уши резко насторожились, послышался тихий гул — не агрессивный, а словно ожившая призрачная память.