Елена осторожно уселась на край кровати. — Прости меня, — внезапно произнесла свекровь. — За всё, прости.
За эти три года… за каждый резкий укол, что я тебе нанесла… — Нет, не стоит… — Нет, должна, — Нина Петровна мягко накрыла её руку своей. — Знаешь, когда я впервые увидела этот платок… тот, что ты мне подарила… сразу поняла — это не случайно.
У тебя были глаза такие же, как у меня тогда… когда я свой платок продавала.
Она замолчала: — Я тогда не просто платок продавала.
Я продала себя.
Свою душу… по частям, по капле… Всегда боялась, что кто-то заметит во мне ту деревенскую девчонку… — Не волнуйтесь, вам это нельзя… — Подожди, дай договорить.
Я потом искала этот платок.
Годами искала… А когда нашла — денег не хватило, чтобы выкупить.
Он стал антиквариатом, дорогим… Вот тогда я и начала собирать коллекцию.
Думала — так заполню пустоту внутри… Она вдруг приподнялась: — А вчера, когда ты принесла мне этот платок… — Что? — Что всю жизнь я жила не тем.
Всё время пыталась ухватиться за что-то чужое, а своё — настоящее — потеряла… В коридоре раздались шаги.
Заглянула медсестра: — Время вышло. — Сейчас, — крепче сжала Машину руку Нина Петровна. — Ещё минутку… Ты скажи только — простишь меня? — Конечно, прощу… — И ещё… — она говорила быстро, боясь не успеть. — В серванте, в дальнем углу… старая коробка… Возьми её.
Там всё моё… настоящее.
Письма, фотографии… и тот самый дневник… — Зачем? — Чтобы поняла.
Чтобы не повторила… И чтобы дочку свою научила… Елена замерла: — Какую дочку? — Не притворяйся, — слабо улыбнулась Нина Петровна. — Я вижу, как каждое утро ты бледнеешь… как шарахаешься от запахов… У меня было то же самое, когда я ждала Алексея. — Я никому не говорила… — прошептала Елена. — Даже Алексею… — Боялась? — Квартира съёмная, зарплата маленькая… А тут ещё скандал с платком… — Глупая ты, — неожиданно сказала Нина Петровна без злости. — Такая же, как я когда-то… Всегда думала о том, что скажут люди… Она приподнялась на подушке: — Больше всего я жалею об одном — что чуть не лишилась внуков.
Из-за своей глупой гордости, из-за постоянного страха показаться бедной… В дверь снова заглянула медсестра, теперь уже строже: — Всё, время вышло! — Позовите сына, — попросила Нина Петровна. — Алексея.
Когда Алексей вошёл, она долго посмотрела на него: — Сынок, помнишь тот домик в деревне?
Бабушкин? — Который ты хотела продать? — Да… Не надо его продавать.
Там будет хорошо… малышу.
Алексей недоумённо переводил взгляд с матери на жену: — Какому малышу? — Который у вас появится через семь месяцев, — улыбнулась Нина Петровна. — Девочка, я думаю… Назовите её Аней.
В честь моей прабабушки… Она откинулась на подушку: — И к чёрту эту квартиру в центре.
Продадим её.
Купим дом с садом… просторный, чтобы всем хватило места.
Будем по выходным лепить пельмени… всей семьёй… — Мама, тебе нельзя волноваться, — встревоженно начал Алексей. — Да я и не волнуюсь, — впервые за долгое время искренне улыбнулась она. — Знаешь, я только сейчас поняла: счастье — не в деньгах.
И не в том, что скажут люди… Оно — вот в этом — когда все вместе, просто, когда душа спокойна… В коридоре зазвучали торопливые шаги.
Вбежала запыхавшаяся Ольга: — Мама, прости!
Я… я зашла в церковь, поставила свечку… — Иди сюда, — протянула руку Нина Петровна. — Все сюда.
Садитесь рядом.
Она обвела их взглядами: — Вот сейчас, впервые за много лет, я по-настоящему счастлива.
Потому что всё наконец правильно.
Как должно быть… Эпилог.
Три года спустя… Маленькая Аня сидела на бабушкиных коленях и с любопытством рассматривала павловопосадский платок: — Бабушка, а почему он такой яркий? — Потому что он особенный, — улыбнулась Нина Петровна, расправляя яркие цветы на чёрном фоне. — Знаешь, сколько историй он хранит?
За окном шелестел яблоневый сад.
Тот самый, который они посадили в ту весну, когда переехали в новый дом.
Просторный, одноэтажный, с большой верандой — выбрали именно такой, чтобы бабе Оле не пришлось подниматься по лестнице.
На кухне звучал гул Ольги — она готовила свой фирменный пирог.
После развода она наконец научилась готовить.
И вообще стала другим человеком — словно сбросила груз долгих лет притворства с плеч. — Мам, не видела закрутки? — заглянула Елена. — Хотела достать огурцы к пельменям. — В погребе посмотри, — ответила свекровь. — Там, где стоят твои помидоры.
Теперь они часто вместе закрывали соленья.
Как-то само собой получилось — Елена поделилась рецептом мамы маринованных помидоров, Нина Петровна достала старую бабушкину тетрадь с секретами засолки огурцов… А тот самый дневник до сих пор лежал в спальне Елены.
Иногда она перечитывала его по вечерам — не чтобы вновь ранить старые воспоминания, а чтобы помнить: счастье не в деньгах.
Оно в тепле семейных ужинов, детском смехе, тихих беседах на веранде… — Все к столу! — прозвучал голос Алексея. — Пельмени остывают! — Сейчас, сынок! — поправила платок Нина Петровна — тот самый, «дешёвый», который год назад стал причиной множества событий. — Знаешь, Анечка, этот платок волшебный. — Правда? — глаза внучки заблестели. — Конечно!
Он помог нам всем понять самое важное… — Что? — Что настоящая любовь не имеет цены.
Её нельзя купить за любые деньги мира.
И нельзя продать — даже если очень нужно… На веранде накрывали на ужин.
Звенела посуда, пахло свежей выпечкой и пельменями.
Баба Оля спокойно раскладывала старые фотографии — теперь они не прятались в коробках, а стояли в рамках на каминной полке. — Мам, ты идёшь? — позвала Елена. — Идём-идём! — Нина Петровна взяла внучку за руку. — Слушай, что я тебе скажу?
Человек может потерять всё — деньги, статус, чужое уважение… Но если у него есть любовь близких — он по-прежнему богат.
Самый богатый на свете… А этот платок до сих пор хранится в их доме.
И каждый раз, когда его достают, он напоминает: нет ничего дороже искренней любви и простого семейного счастья.
Всё остальное — мимолётно и поверхностно… А любовь — вечна.