Руки дрожали, пока я аккуратно раскладывала на столе пожелтевшие бумаги. Среди них — копия подлинного завещания, медицинские выписки из клиники, где дед провёл в коме последние восемь недель, и заключение эксперта по почерку, которое мы так и не успели представить в суд — Иван провернул сделку раньше.
— Мама тогда чуть не оказалась в больнице, — голос мой дрожал от сдерживаемых эмоций. — А сестра… Помнишь Киру, Тарас? Она с двумя детьми жила в том доме. Денису тогда было всего три, а Эмилии — пять. Их выставили на улицу посреди зимы.
Валерия, жена Ивана, прижала ладонь к губам. Мария отодвинула тарелку, будто еда вдруг утратила вкус.
— Это неправда, — процедил Иван, но в его голосе уже не ощущалось прежней твёрдости. — У меня были все документы…
— Фальшивые, — с горечью усмехнулась я. — Знаешь, что было самым ужасным? Пока мы пытались что-то доказать, ты только смеялся. Говорил, что связи решают всё. А потом… потом я встретила Тараса.
Муж вздрогнул, словно от пощёчины. Его лицо побледнело.
— Ты… ты поэтому не хотела знакомить меня со своей семьёй? Потому что мой брат…
— Я действительно тебя полюбила, Тарас. Искренне. И не хотела, чтобы вся эта грязь коснулась нас. Надеялась, что со временем всё уляжется…
Иван вдруг захохотал — хрипло, зло:
— Как трогательно! А ты не хочешь рассказать, что дед сам хотел изменить завещание? Что ваша мать довела его до инфаркта своими упрёками? Об этом ты умалчиваешь?
Я на мгновение потеряла дар речи от возмущения. Затем встала, ощущая, как внутри поднимается ледяной гнев:
— Дед был парализован, Иван. Последние два месяца он даже говорить не мог. А завещание вдруг появилось за неделю до его смерти. И подпись — ровная, уверенная, как будто он был в полном здравии.
— Довольно.
Это сказал Тарас. Он тоже поднялся, и я впервые заметила, как резко постарело его лицо за этот вечер — словно годы пронеслись за считанные минуты.
— Иван, это правда?
Брат пожал плечами:
— А теперь-то какая разница? Что было, то прошло. Зачем ворошить?
И тут Тарас сделал то, чего я никак не ожидала. Он подошёл к брату и ударил его по щеке. Звук пощёчины отозвался гулким эхом в комнате.
Наступила мёртвая тишина. Иван медленно приложил руку к покрасневшей щеке, с недоверием глядя на брата. За все эти годы Тарас ни разу не осмелился поднять на него руку.
— Ты что, с ума сошёл? — прошипел Иван.
— Нет. Просто впервые за долгое время я вижу всё ясно, — голос Тараса звучал глухо, но решительно. — Я всегда тобой восхищался. Старший брат, успешный юрист… После смерти отца ты стал для меня опорой. А теперь понимаю — я тебя совсем не знал.
Валерия вздрогнула, будто собиралась встать, но осталась сидеть, сжимая в руках салфетку. По её щекам катились слёзы.
