— Нет, Богдан. Больше ждать не буду.
Дверь за её спиной захлопнулась с глухим звуком, в котором слышалось что-то окончательное — как будто поставили точку в конце долгой истории.
Родительский дом встречал ароматом яблочного пирога и свежего белья. Всё здесь было до боли знакомо, внушало спокойствие. Орися сидела на кухне, обхватив ладонями чашку с горячим чаем, и смотрела в окно. За занавеской медленно кружился первый снег — неуверенный, робкий. Белые хлопья плавали в свете фонаря и исчезали, едва коснувшись земли.
— Доченька, может, всё-таки позвонишь ему? — мама присела рядом и мягко положила ладонь ей на плечо.
Орися отрицательно покачала головой. Телефон снова завибрировал в кармане — уже который раз за вечер. Богдан. Она не отвечала.
— Он должен сам принять решение, — голос Ориси звучал приглушённо, словно из глубины воды. — Не я… и не его мать. Только он.
Мать тяжело вздохнула, но возражать не стала. Погладила дочь по голове — так же нежно, как когда-то давно после разбитых коленок или детских обид.
— Отдохни немного, — сказала она тихо. — Завтра всё будет по-другому.
Завтра… Орися усмехнулась с горечью. Завтра будет просто ещё один день без него. Без их общего дома, который так никогда и не стал настоящим «их».
Богдан сидел на кухне при выключенном свете и смотрел на остывший чай перед собой. За окном давно стемнело, а он всё продолжал набирать номер жены снова и снова. Гудки тянулись длинной чередой… а затем короткие сигналы: сбросила.
— Вернётся она… — Лариса поставила перед сыном свежую чашку чая. — Побурчит немного да вернётся обратно.
Богдан молчал. Его взгляд скользил по кухне: такой привычной и вдруг чужой без Ориси рядом. Дом будто вымер без неё: потускнел, утратил тепло… даже воздух стал каким-то застоявшимся.
— Ты ведь без неё жить не можешь? — в голосе матери проскользнуло что-то ревнивое.
Он поднял глаза и встретился с её взглядом — серым, как его собственный; тем самым взглядом из детства.
— Не могу… — ответил он просто.
Лариса отвела глаза в сторону. В её лице что-то дрогнуло: между бровей появилась упрямая складка – та самая черта характера, которая всегда проявлялась при несогласии с происходящим вокруг неё. Она молча собрала чашки со стола и отнесла к мойке; движения стали резкими и нервными – совсем не такими уверенными как обычно.
В доме стояла тишина – такая плотная тишина, что слышно было потрескивание половиц от ветра за стенами дома. Раньше Орися часто напевала себе под нос – негромко – или смеялась звонко… Её голос наполнял дом жизнью.
Лариса вышла на крыльцо и невольно поёжилась от холода: первый снег искрился под фонарём – лёгкий и мимолётный… Она оглядела двор: те же яблони росли вдоль забора – под ними когда-то играл маленький Богданчик; тот же сарай стоял у стены – где её муж весной мастерил скворечники…
Всё осталось прежним… но внутри было пусто и холодно так же сильно как снаружи… Лариса даже не заметила сразу – сколько времени простояла так неподвижно среди ночной тишины… Снежинки таяли на её седых волосах; стекали по щекам солёными дорожками… Или это были вовсе не снежинки?
Она вернулась внутрь дома тихо прикрыв дверь за собой… Богдан всё ещё сидел там же – на кухне – глядя куда-то мимо чашки… Его плечи опустились под тяжестью невидимого груза…
— Сынок… — начала Лариса негромко… но запнулась; слова застряли комом в горле… — Я ведь не хотела такого…
Он поднял глаза – уставшие глаза человека на грани…
— А чего ты хотела, мам?
В его голосе звучала лишь усталость – ни капли упрёка… И от этого стало ещё больнее…
Чего она хотела? Сохранить всё как раньше? Но прошлое уже ушло навсегда… Удержать сына возле себя? Но он ускользал от неё с каждым днём…
— Хотела всем добра… чтобы всем было хорошо… Но похоже сделала только хуже…
Богдан ничего не сказал в ответ – лишь кивнул слегка… И вновь потянулся к телефону…
Гудки… гудки…
Тишина…
Телефон вновь завибрировал у Ориси в кармане… Она тяжело выдохнула – наверняка опять Богдан… Три дня прошло – а он всё никак не поймёт: теперь одними извинениями дело уже не исправить…
Но экран показал другое имя:
«Лариса».