— Мирослав? — неуверенно окликнула она. — Мирослав?
Он обернулся, и в его взгляде промелькнуло узнавание:
— Мария? Маричка?
— Уже тридцать лет как Валентина, — с лёгкой улыбкой ответила она.
— А я всё рисую, — он указал на этюдник. — Помнишь, как в художественной школе?
Конечно помню, подумала она. Помню твои стихи, портреты и мечты о Львове.
— Ты ведь тогда уехал?
— Уехал. Окончил Академию художеств, остался во Львове. А сюда каждый год приезжаю — Бердянск писать. Он каждый раз другой.
Они проговорили до самого заката. Мирослав делился историями о выставках, своей мастерской во Львове, о том, как не сложилось с женой — та не выдержала его постоянных отъездов на пленэры.
— А ты? — спросил он. — Как у тебя всё сложилось?
И она рассказала всё откровенно: про Алексея, про Оксанку, про то, почему решила приехать одна.
— Знаешь… — произнёс он задумчиво, глядя на темнеющее озеро. — Я часто вспоминал тебя. Думал: как сложилась твоя жизнь? Была бы ты счастлива со мной — бедным художником, вечно пропадающим где-то с кистями и красками?
— А я была счастлива… — вдруг осознала Мария. — С Алексеем, с детьми… даже с его рыбалкой по выходным. Просто сейчас… многое изменилось.
— Жизнь вообще непостоянна, — заметил Мирослав философски. — Как Бердянск: то гладь зеркальная, то буря.
На следующий день он провёл её по своим любимым уголкам: тихим бухтам без туристов и старым домикам у воды, словно сошедшим со страниц сказки.
А вечером они снова сидели у берега моря; Мария размышляла о том, как странно устроена судьба: иногда нужно потерять что-то важное лишь для того, чтобы найти себя настоящую.
Неделя пролетела незаметно. Они гуляли вдоль берега и много говорили; Мирослав рисовал её портреты и морские пейзажи при закатном свете. Она ощущала себя той самой девочкой из художественной школы и одновременно зрелой женщиной с опытом за плечами и пониманием собственной ценности.
— Послезавтра возвращаюсь во Львов, — сказал он в последний вечер. — Приезжай ко мне: покажу город… Эрмитаж… белые ночи…
Она покачала головой:
— Нет, Мирослав… Это было бы попыткой вернуться назад во времени. Но прошлое не возвращается.
— Ты стала мудрой… — улыбнулся он тепло. — А я так и остался мечтателем…
Прощались они на берегу моря. Он подарил ей небольшой этюд – закат над Бердянском; тот самый момент покоя и бескрайности моря был передан удивительно точно – именно так она чувствовала себя здесь все эти дни.
А уже на следующий день раздался звонок от Алексея.
— Мария… прости меня… Я всё понял… Оксанка просто хотела денег для своего салона… А я… наверное испугался старости… Захотелось вернуться туда, где всё было проще…
Она молчала и смотрела на волны Бердянска за окном.
— Ты можешь меня не простить – пойму… Но знай: эти тридцать лет были самыми счастливыми для меня… И только теперь я это осознал по-настоящему…
После паузы она сказала:
— Я много думала здесь… О нас обоих… Иногда нужно отпустить человека только для того чтобы понять – отпускать его совсем не хочется… Или наоборот – отпустить и почувствовать: так правильно…
— И что ты решила?
— Я поняла одно: не хочу притворяться будто ничего не случилось; не хочу делать вид будто простила просто ради того чтобы вернуть прежнюю жизнь… Мы уже никогда не будем жить как раньше – слишком многое изменилось…
— Значит… это конец? – в его голосе звучало столько боли, что сердце её болезненно сжалось.
— Нет… Это значит нам предстоит начать заново: снова узнать друг друга заново научиться доверию… Ты готов к этому?
— Готов… – выдохнул он облегчённо. – Когда ты вернёшься?
— Через три дня… И знаешь что? Давай всё-таки съездим вместе в Бердянск осенью – в сентябре тут особенно красиво…
— Договорились! – впервые за долгое время в его голосе прозвучала улыбка.
Она завершила разговор и подошла к окну. Море искрилось под солнцем; ветер гнал белые гребни волн к берегу… Где-то там во Львове Мирослав продолжает писать свои картины – возможно вспоминая эти дни и её лицо в лучах заката… Где-то дома Оксанка пытается спасти свой салон красоты…
Жизнь шла дальше – но уже немного иначе.